Нумерология нумерологией, лунный календарь – лунным календарем, а сессия – традиционно подкралась незаметно, вместе с 17й или 18й учебной неделей. Впрочем, эта сессия, будучи первой, напоминала скорее легкий испуг, чем серьезные проблемы. ВП умудрился без шума и пыли сдать Глухого Леопарда, выпендрившись при этом: он вписал в использованные материалы в рукописном (!!! как того и требовал Глухой Леопард) реферате ссылку на сайт, откуда надыбал часть материала. Глухой Леопард прочел и слегка остолбенел, а затем, очевидно, увидав некоторое созвучие в адресе сайта с воспоминаниями бурной молодости, спросил:
-Это что, Эммануэль?..
Также ВП без проблем прорвался через оба матана, но умудрился застрять на инженерной графике – ну не было физической возможности чертить, работая на двух работах… На экзамене по матану ВП удивил аж самого Морфеуса: нет, не поборов одной левой всех агентов Матрицы, а всего лишь найдя обратную матрицу нетрадиционным способом. Проверка показала, что все верно, несмотря на нетрадиционный подход, что привело к 5 за экзамен.
13я же и Аверс – как раз наоборот, с инженеркой быстро разделались, а с матанами пободались вдоволь. Впрочем, сессию так или иначе пережили все, и это радует!
Новый семестр принес с собой новых преподов, кроме Глухого Леопарда. Сомнительное счастье внимать высококонцентрированный бред в его исполнении усилилось еще и будущим экзаменом!
Матан же – полностью сменился: Морфеус и сэр Шурф Лонли-Локли канули в Лету... Заметим, что новые преподы ничуть не уступали в колорите старым.
Представьте себе два полюса одной стихии… Представьте бушующий шторм мысли, пенными волнами разбивающийся об утесы учебной действительности; и представьте полноводную реку, противоположный берег которой едва маячит на горизонте, ее неспешные воды величественно текут из точки А в точку Б, и ничто не может возмутить картину идеального спокойствия и размеренности.
Спокойную размеренность широкой реки олицетворял лектор по матану. Он обладал вполне славянской внешностью, но вместе с тем – ярко выраженным кавказским акцентом, величественностью высокогорных старцев, и их невозмутимостью. Медленно, степенно он спускался с горы… То есть излагал материал.
После очередной лекции, когда народ с бурным темпераментом уже засыпал в степенном течении реки матана с доски в тетрадку, минуя чей-либо мозг, а ВП же – вполне пришел в себя, ВП окрестил лектора по матану Дарагим Товарисчем.
Дарагой Товарисч хоть и говорил с акцентом, но материал знал и излагал прекрасно, и говорил без ошибок. Лишь раз, увлекшись объяснением сходства положительного направления вектора градиента к поверхности с направлением шерсти на шкуре при изготовлении бурдюка для вина, он сбился:
-Тэта у вас в радианах, а Ро – в сантИметрах!..
Полной противоположностью Дарагому Товарисчу был семинарист по матану. Это было живое олицетворение сумасшедшего профессора в маниакальной стадии: гиперактивный худой высокий дедок, с всклокоченной шевелюрой, то плящущий у доски, то норовящий запеть. Однажды он рассказал, что в свободное от математики время рисует картины. Впрочем, повадки художника сами собой проявлялись в поведении Дедка: он старательно, каллиграфическим буквами выводил на полдоски тему занятия, отходил чуть в сторонку, критически осматривал результат, говорил «Нет, не пойдет!», и лихим взмахом тряпки стирал надпись, чтобы вывести новую, еще более крупную и красивую. Неудивительно, что из-за этой тщательно вырисовываемой надписи не хватало места на доске для графиков и уравнений. Но Дедка это не останавливало: он подпрыгивал на полметра, чтобы нарисовать на боковой доске график уже на стене до потолка; а однажды, задумавшись о синусоиде, продолжил ее рисовать с доски по стене, и неизвестно, сколько бы еще изгибов изобразил, если бы не уперся в угол.
Занятия у Дедка проходили весело: как-то, посмотрев на парочку – студента и студентку, он с улыбкой произнес:
-Ну что вы все ее щиплете и щиплете! Вы прямо гусак какой-то!..
А немного позже, им же:
-Вот вы все ее обнимаете и обнимаете! Я даже завидую, может я тоже хочу!
Мысль Дедка билась в ритмах крутой синусоиды, порой изгибалась гиперболой, а к концу занятия и вовсе выходила на экспоненту. Иногда, уже начав разбирать пример, он изрекал «Ой! Это же вам рано рассказывать!» и принимался за другую тему.
Но ничто и никто не смогли за годы учебы затмить эпохальное Полотно, которое Дедок однажды ваял на доске в течение половины семинара. То стирая, то подправляя, то обводя пожирнее отдельные фрагменты картины, Дедок нарисовал на доске нечто невообразимое! Наверное, если бы художник Айвазовский посетил бы тот семинар по матану в МИРЭА, то он счел бы свой «Девятый Вал» детским рисунком и впал бы в творческий кризис!
Что же получилось в результате 45 минут творческих мук?.. О, этот вал вздыбился во всю доску, он грозил захлестнуть выше краев расчерченных осей и накрыть первые ряды в аудитории, обдав пеной вперемешку с обломками нормалей и обрывками касательных плоскостей ничего не подозревающих студентов. Буквенные обозначения едва балансировали на гребне гигантской волны, некоторые срывались со спасительных отрезков и низвергались в математическую пучину, а венчала же сие творение в жанре морского пейзажа гордая надпись с завитушками:
«Геометрическая интерпретация полного дифференциала».